— Я сейчас высчитаю, когда будет следующая связь, — сказал Кюхельбекер. — Сейчас я дам тебе список того, что мне нужно. Я же тебе передам, как и прежде, драгоценности.
Он принялся составлять список.
— Неужели вы не боитесь, — спросил я, — что ветераны, если они теперь правят империей, не позволят вам остаться министром или кем-то у власти?
— Без сомнения, — сказал Кюхельбекер — Моя задача найти тех, кто поможет мне править и не обращать внимания на тех, кто будет выступать с речами.
— А мне они показались непримиримыми коммунарами, — сказал Егор.
— Теперь о бартере, — продолжал я. — Давайте ваш список, я его возьму, и мы посмотрим, что сможем для вас достать. Но в ответ мы просим не драгоценности, а возможность принять меня или кого-то еще из нашего института.
— Это нежелательно, — сказал Кюхельбекер.
— Почему?
— Пока ветераны у власти… не стоит дразнить гусей. Но как только положение стабилизируется, я тут же вам дам знать. Возвращайтесь. Мы с вами неплохо ладили.
Я знал, что никогда не буду ладить с этим комкором, хотя бы потому, что я видел, как умер Григорий Михайлович, бандит поневоле или, может быть, бандит-меломан — не знаю уж, как точнее… Уж очень хорошо Кюхельбекер умел пользоваться финкой.
По тротуару со стороны метро быстро шел нескладный маленький человечек, он махал левой рукой, а в правой нес чемоданчик, какие бывают у водопроводчиков.
— Доктор! — закричала Люся, как будто увидела лучшего друга.
Она побежала к нему.
— Леонид Моисеевич! — воскликнул Кюхельбекер. — Вот не ожидал. Как вам удалось?
— А я ушел из дворца, как только начались события, — сказал доктор. — Вы знаете, когда появляются бандиты, то в первую очередь режут масонов и евреев. А так как я единственный общепризнанный еврей в этом государстве, то я предпочел уйти. К тому же у меня есть одна идея. Я должен просить об одолжении того, кто намерен вернуться обратно.
— Вы не узнали меня, Леонид Моисеевич?
— Егор? — обрадовался доктор. — Это замечательно! Ты вернулся!
— Нет, — ответила Люся. — Я не могу этого позволить.
— Разумеется, — сказал доктор. — У нас опасно долго оставаться.
— Вы меня не поняли, доктор, — возразил Егор. — Я остаюсь здесь! Навсегда!
— Егор, ты сошел с ума! — Люся словно не сразу поняла его.
А я знал, что Егор уже решил. Порой я чувствую людей. И я чувствовал, что кто бы и как бы ни уговаривал Егора, он останется с Люсей. Даже если это означает выбор между всем живым миром и одной девушкой. Это было безумием. Я мог лишь преклоняться перед этим парнем и даже завидовать ему.
— Неразумно, — сказал Кюхельбекер.
— Значит, — спросил доктор, который ничему не удивлялся, — обратно пока возвращаетесь только вы?
— Значит, так, — сказал я.
— Тогда отойдем в сторону. У меня к вам есть сугубо конфиденциальный разговор.
Мы отошли в сторону, и никто на это не обратил внимания, потому что Кюхельбекер занимался с Соней расчетами, Люся ругала, проклинала, умоляла своего Егора, а Егор редко и почти лениво отвечал.
Доктор убедился, что нас никто не слышит.
— У каждого естествоиспытателя бывают сумасшедшие идеи, — сказал он. — У меня тоже есть идея. Как вы знаете, если человек поживет здесь больше недели, его кровь необратимо изменяет свой состав. Вы слышали?
— Да, я слышал.
— Но я не знаю, откуда возникло такое убеждение и каким образом его проверяли. Может быть, проверяли. Но вы — первый образованный человек оттуда, с которым я могу говорить. Так вот: здесь у меня, — он поднял чемоданчик, — образцы крови. Тут моя кровь, кровь Сони и Дениса. А также, простите, моча. Я надеялся, что вы попытаетесь вернуться сегодня же… Соня мне обо всем рассказывала. Я умоляю вас — немедленно отвезите нашу кровь в лабораторию и проведите анализ. Кстати, не забудьте и свою кровь — вы тоже у нас пробыли около суток. Вы меня поняли?
— Вы гений, — искренне сказал я. — Вы замечательный ученый.
— Я не гений и не замечательный ученый. Однако я сохранил остатки любознательности, а это очень много для врача.
— Я не знаю, как вас отблагодарить…
— А я знаю. В следующем обмене пришлите мне паровоз и вагончики для железной дороги, рельсы — шестнадцать миллиметров. Вы запомнили? Шестнадцать миллиметров.
— Обязательно, — сказал я.
Мы вернулись к остальным.
— Пора идти, — сказал Кюхельбекер. — Пожалуй, нам повезло. В течение двух часов, может, немного больше…
Егор присел у забора.
— Ты что? — спросил я.
— Плохо мне, — сказал он. — Если доктор пойдет к себе, я — с ним.
— Нет! — закричала Люся.
— Хватит, — сказал Егор. — Хватит. Раз и навсегда. Ты моя жена. Поняла?
— Он остается, — сказал я.
— Он остается, — сказал Кюхельбекер, — я таких навидался. А если раскается, тебе, императрица, об этом не скажет. Хотя ты у нас — вдовствующая императрица. Тогда придется дать молодому человеку титул. Как насчет графа? Граф Чехонин тебя устраивает? Учти, что я теперь и.о. императора. Но добрый.
Мы обнялись с Егором. Он сказал:
— Позвони маме. Наври ей о секретной экспедиции…
Потом я поцеловался с Люсей. Она ревела в три ручья и измочила меня слезами.
Егор положил руку на плечо доктору.
Они медленно пошли к университету.
Егор остановился, посмотрел на меня и сказал: