Операция «Гадюка» - Страница 250

250

Видно, у меня такая роль — подбирать сабли. Правда, я делаю это вполне сознательно. Я уже знаю, что мы в этой битве народов победим, потому что в наших рядах есть по крайней мере три человека с опытом рукопашного боя — Кюхельбекер, Партизан и я, а разбойники — шайка хулиганов, совершенно необученных и непривычных встречать сопротивление. Так что чем больше оружия мы соберем, тем дольше они будут собирать следующую экспедицию за нами. Мне не хотелось, чтобы в этой войне убивали. Это явно противоречило целям моей научной экспедиции. Но остановить Кюхельбекера я не мог — иначе бы сам получил финкой в бок. В этом опасность случайного подбора союзников. Кюхельбекер убивать умел и любил.

Остались два разбойника. Еще один сражался с Партизаном, и Партизан его никак не мог одолеть. Я хотел было также свалить его без оружия, но меня неожиданно опередил Пыркин. Еще не опомнившись толком после своей схватки с разбойницей, он вдруг завопил: «Атанда!» — вспомнив слово из древнего дворового лексикона, и кинулся на помощь Партизану. Он раскроил разбойнику щеку, пошла кровь, хотя рана была неглубокой, разбойник завыл и побежал прочь. И этот вой послужил сигналом к бегству оставшемуся разбойнику и Вене, который до того в битву не вступал, ожидая благоприятного развития событий.

Подошло время считать раны, потери и трофеи.

У нас: один раненый более или менее серьезно — Егор. Он так и не принял участия в бою, потому что бессильно лежал на лавке. За время краткого боя Люся перевязала его и остановила кровь.

Партизан был ранен легко, даже не заметил этого в пылу боя, — у него было рассечено предплечье. Ничего страшного. Он даже гордился этой раной. Наконец-то бой и победа. И это понятно — маленькая бытовка была аванпостом империи. И ее жители находились в постоянном страхе перед бандитами. Время от времени бандиты совершали набеги и убивали или калечили кого-то из них.

Пыркин тоже был счастлив. Он ходил вокруг бытовки, размахивал саблей, вел себя словно пьяный, а Жулик не понимал, в чем дело и почему некоторые люди лежат на земле, прыгал вокруг них, нюхал кровь и лаял с визгом. А когда разбойница очнулась и на четвереньках поползла к реке, побежал рядом, тявкая.

— Пошли, — решил я. — Они обязательно вернутся. Может быть, Партизану и Пыркину пойти с нами?

— И не думай! — возопил Партизан. — Мы же теперь вооруженные!

— Погодите, Георгий, — сказал Кюхельбекер. — Эти люди — мои подчиненные. Они берегут форпост.

— Это точно, — согласился Пыркин.

— Веня не посмеет повторить нападение. Он не так глуп, как вы думаете, — добавил министр.

— Я не думаю, что он глуп, но он уже захватил ваш вокзал и убил императора.

— Зачем ему возвращаться сюда? Он же знает нашу цель — Детский театр. Если он и повторит нападение — то на театр. Но, насколько я знаю, людей у него осталось — кот наплакал. Несколько человек он потерял на площади Киевского вокзала, других — здесь. Остальные банды его не будут теперь поддерживать. Больше того, боюсь, что ему придется биться за жизнь с бывшими союзниками, а то и с собственными бандитами. Так что забудь пока о нем.

Я понял, что Кюхельбекер прав.

Мы попрощались с гарнизоном бытовки. Меня больше всего беспокоило, дойдет ли Егор до университета. Егор твердил, что дойдет. Он стыдился того, что не принял участия в сражении. Это было глупо.

Он поднимался медленно, хотя старался превозмочь боль и слабость.

— Ничего, — говорила Люся, — дома тебя быстро вылечат. Там врачи настоящие.

Егор не спорил с ней больше. Мне казалось, что он смирился с неизбежной разлукой. Мы по очереди поддерживали Егора.

Тропинка сначала шла довольно круто, но затем мы вышли на асфальт Воробьевского шоссе, и сразу стало легче идти.

Мы несколько раз останавливались отдохнуть. Впрочем, ощущение вневременья охватывало уже и меня — в сущности, куда спешить?

— Ты отлично дерешься, — сказал Кюхельбекер. — Тебя в армии учили?

— Восточные единоборства. Не слыхали?

— Это уже без меня. Но я бы хотел, чтобы ты у меня в армии вел курс. Мне нужна профессиональная армия.

— Вы хотите восстановить империю?

— Как бы она ни называлась, она все равно будет и в ней будут нужны солдаты. В этом суть человеческой природы.

По земным меркам мы шли до университета часа два. Музыкальный театр остался слева. Справа тянулся металлический забор новой территории университета.

Нам повезло.

Не пришлось топать до библиотеки. Соня шла нам навстречу, катя коляску. Одной рукой она толкала ее, в другой держала книгу, которую читала на ходу.

Первой ее заметила Люся и побежала к ней.

— Соня, Сонечка, как хорошо, что мы тебя встретили!

Соня близоруко щурилась, но потом всех узнала.

Мы стояли возле забора университета — чуть сзади вдали возвышались причудливые грани фасада Музыкального театра.

— Как понимаешь, мы по вашу душу, — сказал Кюхельбекер. — Давай сверим с тобой наши таблицы. Как поле? Есть надежда вскоре увидеть окно?

— Окно близко, — сообщила Соня. — Оно должно скоро открыться. Поэтому мы и пошли гулять. А вдруг встретим кого-то, кто спешит?

Она смотрела на Люсю.

— Спасибо, — сказала Люся.

— Нам нужно возвратиться домой. — Я показал на Егора. Вид у того был мужественный, как у генерала после Бородина.

Мы отошли к ограде, и Кюхельбекер вытащил какие-то листочки бумаги с цифрами. Примитивная система контроля здесь существовала. Соня водила пальцем по таблицам. Они сблизили головы, как заговорщики.

250