Доказательство и контрдоказательство были очень сложными, и я почти забыл о Катрин.
И вдруг я понял, что, когда вернусь домой, зазвонит телефон и расстроенный Крогиус, который поссорился со Светкой и не поехал на дачу, сообщит мне, что наше открытие не состоится. Может быть, из-за неумелого Нечипоренки, а может, потому, что мы с Крогиусом дураки.
Мне не хотелось обходить широкий газон, засаженный какими-то колючими, плохо цветущими и дурно пахнущими цветочками. Я решил через него перелететь. Лететь оказалось непросто, я все терял равновесие и валился на бок, отталкивался рукой от земли, чтобы снова взлететь, и все повторялось.
Разочарованный, я пошел на четвертый этаж по лестнице. Пускай лифт отдохнет.
Когда я открывал дверь, то почувствовал, что в комнате, не зажигая света, сидит кто-то чужой.
Я аккуратно закрыл за собой дверь. Потом зажег свет в прихожей. Я старался вести себя так, словно ни о чем лишнем не догадываюсь.
Человек, который сидел в темной комнате, знал, что я его обнаружил, но молчал. Я спросил:
— Почему вы сидите без света?
— Я вздремнул, — соврал посетитель, — вас долго не было.
Входя в комнату, я нажал на кнопку выключателя и спросил:
— Кофе поставить?
— Только для себя, — ответил посетитель, — я не пью кофе.
Человек, поднявшийся с дивана при моем появлении, был обыкновенен и респектабелен. Западный клерк в русском исполнении. Чтобы ему не было скучно в одиночестве, я тоже принял вид чиновника по особым поручениям.
Гость улыбнулся и сказал:
— Не старайтесь, лучше поставьте кофе.
Он прошел за мной на кухню и зажег газ, пока я наливал в чайник воду.
— Неужели вы пьете растворимку? — спросил он осуждающе.
— Пью, — признался я словно в преступлении.
— Вот уж не думал, — сказал гость.
Он смотрел, как я насыпаю кофе, наливаю кипяток, размешиваю. Когда он убедился в том, что я обеспечен кофе, то повернулся и пошел обратно в комнату. Я послушно проследовал за ним.
— Вы не чувствуете себя одиноким? — спросил гость, опускаясь на диван. Он двигался не очень уверенно, словно был немного пьян или ему давил под мышками пиджак.
— Мне некогда чувствовать себя одиноким, — сказал я. И удивился тому, что принимаю так спокойно пришельца, без спросу вторгшегося в мою квартиру поздним вечером.
— Даже сегодня?
— А чем сегодня хуже, чем вчера? — спросил я.
— Почему вы до сих пор не женились? — спросил гость. Его лицо оставалось в тени, и я не видел, какого цвета у него глаза.
— Меня девушки не любят, — сказал я.
— А может быть, вы привыкли к одиночеству и предпочитаете остаться один?
— Я ценю одиночество, только вряд ли вы сможете понять почему.
— Попробуйте объяснить.
— Я провел много лет в детском доме, где слова «одиночество» не существует. И первое, что я сделал, получив эту квартиру, — запер за собой дверь, разделся догола и весь день в таком виде бродил по комнате.
— Вы правы, мне это чувство непонятно, — согласился гость.
Теперь наступила моя очередь задавать вопросы, чем я и воспользовался.
— Как вы ко мне попали?
— Я прилетел, — ответил гость. Впрочем, этот ответ я предугадал. — Окно было открыто.
Он глядел на меня, чуть склонив голову набок, словно ожидал, что я выкажу изумление. Но я не изумился. Я сам не раз пытался полетать. Только никак не мог удержать равновесия. Это труднее, чем оторваться от земли.
Человек покачал головой.
Тут я заметил, что у него на носу очки — старенькие, в толстой пластиковой оправе. Разве у него раньше были очки?
— Были, — догадался гость. — Человек в очках выглядит безопасным. Наверное, оттого, что очки можно разбить одним ударом.
Человек с неудовольствием смотрел, как я отхлебываю кофе. Было душновато, а я пил кофе.
Человек отвернулся от меня и пошел вдоль стеллажей, читая названия книг.
— Много лишнего, — вынес он приговор. — Всего не перечитать. А если и перечитать, то ничего не получишь взамен. Чтение непроизводительно. Скоро вы это сами поймете.
Мне не хотелось ничего понимать. Я устал, и меня клонило в сон. Может же человек хотеть спать после трудового дня?
— Итак, — сказал гость, как бы пародируя доктора, — вы не раз задавали себе вопрос: почему я не такой, как другие? С раннего детства вы привыкли таиться, обманывать, лукавить, потому что нет большей опасности погибнуть в детской стае, чем показаться иным, умнее других, смелее других. Ты несешь друзьям свой талант, а друзья в отвращении отворачиваются или кидают в тебя каменьями.
— Я такой, как все! — поспешил я с ответом, чем вызвал печальную ухмылку на никаком лице гостя.
— Я полагаю, что еще в младших классах ты учился лучше, чем остальные, и тебе не составляло усилий быть лучшим… — Незаметно для меня он перешел на «ты». Бог с ним — он явно старше. — Когда я разыскивал тебя, Гарик, — продолжал гость, — то познакомился не только с характеристиками на тебя и анонимными письмами. Я убедился, что с годами ты все лучше умел притворяться, казаться тупее, чем был на самом деле.
— Чепуха!
— А кто сломал модель самолета, которая могла летать быстрее настоящего самолета?
— Это Петька Лукин на него нечаянно наступил!
— Ты толкнул Петьку Лукина. Он, кстати, в этом уверен.
— Вы и с ним говорили?