— Ну вот, — сказал Веня. — Теперь у нас остались только свои. И мы можем поговорить как мужчина с мужчиной.
— Послушайте, — я постарался предвосхитить резкую реакцию Егора. — Уберите декорации. Мы не на сцене.
— Ты посмотри! — Веня изобразил удивление. — Ему не нравится. А он и не знает, что мы здесь не играем в войну. Мы боремся за существование.
Кровь капала из отрезанной головы, некоторые капли попадали на куртку певца. Он этого не замечал.
— Это и есть настоящая жизнь, — сказал он.
— Тогда мы уйдем, — сказал я.
— Никуда вы не уйдете. Всякий, кто встанет против нас, будет растоптан сапогами — где-то я слышал такую песню. Кто не сдается, его уничтожают.
Я совершенно не представлял, чем я смог бы запугать этого мерзавца. Я не знал ни его страхов, ни авторитетов.
— Уберите голову, будем разговаривать, — сказал я. — И учтите, нам есть о чем поговорить.
Егор хотел одного — узнать, где Люся, но что-то, к счастью, сдерживало его. Полагаю, что страх. Задашь вопрос, а окажется, что лучше было бы не задавать.
— Ты кто? — спросил Веня. — Ты не здешний.
— Вам не сказали, что я приеду сегодня?
— Меня здесь не было. Я был в своих владениях. На том берегу.
— Вот я и приехал.
— Мы никого не ждали, — сказал Веня. — Обмен культурными ценностями, как всегда. Только, честно говоря, я тут в политику ушел и забыл, какой сегодня день. Даже не знаю, давно ли я ушел из дома. Скажи, я давно ушел из дома?
— Почти месяц, — сказал я.
И тут его головку посетило подозрение.
— Повтори!
— Убери палку, — сказал я. — Ты весь в крови. Противно смотреть.
— В какой крови? — Он посмотрел на куртку, на колени, запачканные кровью, отшвырнул шест с головой, его сподвижник в черном платке, завязанном как их носили ударницы — комсомолки тридцатых годов, подхватил шест и поставил его в угол, лицом к стене. А раз лица не было, можно было вообразить, что это что-то неодушевленное… — Дай мне платок какой-нибудь! Полотенце!
Человек с козлиной бородкой не двинулся, он так и стоял с гитарой через плечо, а второй снял с головы платок, под которым оказались смятые черные волосы, и передал Вене. Веня принялся возить платком, вытирая кровь.
— Бред какой-то, — сказал он, словно начал приходить в себя.
— И людоедством тут тоже балуетесь? — спросил я.
Веня яростно сверкнул глазами, но сдержался. Егор шепнул мне на ухо:
— Можно, я спрошу?
Я покачал головой, и Веня заметил это движение:
— В чем проблемы?
— Я полагаю, — сказал я, — что нам надо серьезно поговорить. Пускай все твои друзья уйдут. У нас важные новости. Я серьезно говорю, Веня.
— Нет, — сказал Веня. — Я никому не доверяю, кроме своих ребят. Мы с ними кровью повязаны.
— А что в Москве осталось?
— В Москве? В Москве меня народ ждет.
— Вообще народ? — спросил я. — Или конкретно?
— Ты что имеешь в виду? — насторожился Веня.
— А ты?
— Слушателей, поклонников…
— А я имею в виду Барби и Пронькина.
— Откуда ты знаешь? — Веня вскочил, но гора ковров поползла, не удержала его, и он сел — ноги в сторону, — неубедительно сел.
— Их нет, — сказал я. — Попрощайся.
— Как ты смеешь! Ты кто такой!
— Слишком много вопросов.
— Тогда пускай все катятся отсюда, — сказал Веня. — Все, все, все!
— Сначала ты скажешь мне, где Люся, — не сдержался Егор.
— Ничего с твоей Люсей не случилось, — отмахнулся Веня.
— Где Люся?! — Егор рванулся к нему. Один из разбойников быстро сделал движение вперед и завернул руку Егору за спину.
Я не выношу грубости и хамства. Не оборачиваясь, ударил ребром ладони разбойника по горлу. Нет, не до смерти, скоро он придет в себя.
Веня уже выхватил пистолет.
Я знал, что с огнестрельным оружием здесь нелады, что его вроде бы и быть не должно. Но когда я вижу пистолет, я предпочитаю думать, что он настоящий.
— Спокойно, Веня, — сказал я, — никто тебя не собирается трогать. Но предупреждаю — моего друга не трогать. И скажи своим мордоворотам, что это условие нерушимо. Спрячь пушку, спрячь. Тебе сейчас важнее со мной поговорить.
— Пускай они выйдут, — сказал Веня.
— Сначала ответь на вопрос о Люсе. Этот вопрос волнует моего друга.
— Люся была императрицей и осталась императрицей. Только живет она пока в моей койке. Ты доволен?
Егор кинулся было снова к Вене, мне пришлось остановить его на лету и выдать конфиденциальную информацию, которую, честно говоря, я хотел приберечь для более удобного момента.
— Егор! — почти крикнул я ему в ухо — чтобы дошло до сознания. — Ничего твоей Люсе не грозит. Даже если она месяц не вылезет из его койки. Понял?
— Нет, — растерянно ответил Егор.
— Ну не по этой он части! Видишь, он СПИД подцепил. А знаешь, кто обычно СПИД подцепляет?
— Молчи, убью! — крикнул Веня.
Вдруг до Егора дошло.
— Так ты голубой, да? — спросил он почти дружелюбно.
— Вали отсюда! — сказал Веня, сжимая пистолет.
И Егор не стал спорить.
— Ну и сволочь ты, — сообщил мне Веня.
— С тобой иначе нельзя, — ответил я. — Так чего ты тут натворил?
— Я сразу понял, что это болото не для меня. Я человек, понимаешь? И это звучит гордо! В этой опереточной империи они решили, что им все можно, что я для них — оркестр балалаечников на юбилее артели. Но я быстро наладил связи — через лабухов — на тот берег. Ты не поверишь — их можно одной ротой раздавить — ну всех, все их государство, понял?