Операция «Гадюка» - Страница 224

224

— В общем, не подведи меня. И если он сознается в делах по моей части, не забудь сообщить.

— Не забуду, — обещал я.

Он поднялся.

— Я тебя сам провожу. Как ты понимаешь…

Я хотел за него закончить фразу словами: «…я уже совершаю должностное преступление», но не стал — он мог понять меня всерьез и послать домой.

Я ждал философа в маленькой комнатке с одним голым столом, двумя стульями и железным шкафом в углу. Я сидел за столом, представляя себе, что я следователь и даже полковник.

Аркадия ввел милиционер и молча вышел, прикрыв за собой дверь.

— Ну вот! — сказал Аркадий, опередив мое сдержанное приветствие работника милиции. — Так я и думал! Я еще в театре заметил — что-то у этого мужичка глаза бегают. Не иначе как мент.

— Садитесь, — сказал я. — И, если нетрудно, отодвиньте занавес с лица, чтобы я мог видеть, бегают ли у вас глаза.

— Никогда не откажусь от своего преимущества, — возразил Аркаша.

Мне показалось, что его копна, терновый куст, шерсть кавказской овчарки стала еще гуще и длиннее, чем месяц назад.

— В Полинезии вам цены не будет, — сказал я.

— Конкретно — на каком острове? И когда вы меня туда пошлете?

Я промолчал и стал внимательно разглядывать его. Через полминуты он агрессивно спросил:

— Чего вы во мне не видали?

— Вы знали, конечно, что ваш друг Барби — бандит и убийца? — спросил я.

— Какой Барби? Не знаю никакого Барби! — Ответ последовал так быстро и яростно, что было ясно — Аркадий врет, но был готов к вопросу и потому решил отпираться. Это была правильная политика — если у следователя нет улик.

— А фамилия Пронькин вам что-нибудь говорит?

— То же, что и Маркс. Это двуногое вульгарис! — ответил философ.

— А почему вы из театра сразу после нашего визита смылись?

— Мне надоело сторожить то, что не подлежит сбережению. Я решил отдохнуть и подготовиться к поступлению в университет. Может быть, вы слышали, что я увлекаюсь философией?

— Мы с вами уже встречались, — сказал я. — Поэтому можете не вешать мне лапшу на уши. О ваших делах с Барби милиции уже известно. Отпускать вас не намерены, и я постараюсь сделать так, чтобы вы опоздали к следующим вступительным экзаменам. Поверьте, это в моих силах. Вами и вашими друзьями очень недовольны в высоких кругах.

— Барбоса убили? — спросил философ. — Я видел, как он упал, все засуетились, свет погас. А потом ваши сотрудники начали всех нас хватать.

— Барби вам уже не поможет. Так же, как и Веня Малкин.

— Никогда с ним не общался, — признался философ, сверкая глазками сквозь волосяную завесу. Сверкал он так, что я решил — врет он про Малкина. Потому решил спросить:

— Значит, мы запишем, что Вениамин Малкин никогда не приходил по ночам в театр и вы никогда его не пропускали.

— Даже если и приходил, смотрел мимо меня, словно я мебель. А у меня ранимая душа, гражданин начальник.

— Хорошо, — обрадовался я косвенному признанию философа. — Значит, с вами он не разговаривал, а командовал вами непосредственно Барби.

— Да нет, не Барби, — отмахнулся от меня Аркадий. — Пронькин меня мобилизовал. Знаете такого? Оказывается, его тоже убили.

— И кто же вам сказал об этом?

— Вся Москва знает.

— Значит, убили.

Мы скорбно помолчали.

— Многие погибают, — сказал Аркадий.

— Другие проводят лучшие годы жизни в тюрьмах.

— Но я же ни в чем не виноват! Честное слово! — это было сказано совсем другим голосом. Аркадию не хотелось в тюрьму, и он понимал, что его судьба может зависеть от моего расположения.

— Могу предложить соглашение. Мне не нравится слово «сделка».

— Какое? — Философ даже раздвинул волосяной водопад, чтобы лучше вглядеться в меня.

— Мне нужно знать — только честно, — что вы делали в театре, с кем были там на связи и как все это происходило. Остальные ваши дела меня не интересуют.

— Так это и есть мои дела!

— Вот и рассказывайте.

— Мы с Пронькиным учились, — начал Аркадий обыкновенным голосом, — в одном классе. Потом наши пути разошлись. Я потянулся в науку, а он крутился возле искусства. Мне наука ничего не дала, кроме переживаний, а он ездил на «Чероки».

— Думаю, что это малкинский джип. Пронькин его использовал как служебную машину.

— Нет, вы скажите, раньше это было возможно? Я за коммунистов голосовал. Потому что устал от этих нуворишей с их джипами.

— Замечательно, — похвалил я философа, — отлично гармонирует с вашим солипсизмом.

— Запомнили?

— Заучил. И продолжайте, пожалуйста. Мне некогда.

— А мне спешить некуда, — в рифму сказал арестант. — Ну ладно, продолжаю, продолжаю. Как-то я встретил Пронькина, разговорились, то да се, он узнал, что меня из университета выперли. И сказал, что есть работа, специально для интеллигентного человека. Так я попал в театр. Ничего плохого я не имел в виду. И сейчас не имею. Курить можно?

Я оглянулся. Нигде не было пепельницы.

— Потерпите, — сказал я. — Немного осталось.

Философ вздохнул, но ссориться со мной не стал. Ему было страшновато.

— Расскажите, в чем заключалась ваша работа.

Главное было не забывать, что я должен держать милицейский, допросный тон. Не переходить на беседу.

— Я сторожем работал, — невинно сообщил мне философ. — Ночным сторожем. Вы об этом знаете.

224