— Павел, мне можно погулять?
— Как так погулять?
— Я хочу сохранить форму, как ты, — сказала она.
Кюхельбекер, который подслушивал все разговоры, укоризненно проговорил:
— Допустимо ли так обращаться к нашему любимому императору?
Император смотрел на них по очереди, переводя круглую голову с жены на главного министра и обратно. Наконец губы его разъехались в усмешке:
— Никому нельзя называть меня Павлом, никому не дозволено обращаться ко мне в единственном числе. За это положена смертная казнь. Ясно?
Голос его поднялся почти до визга и разнесся по всему залу. Кюхельбекер не скрывал торжества, Люся поняла, что ошиблась в оценке характера своего мужа.
Но тот продолжал:
— Никому, за исключением моей единственной прекрасной супруги Люси.
Он поманил ее согнутым указательным пальцем, Люся послушно наклонилась к нему, и он поцеловал ее в губы холодными влажными губами.
«Как мертвец, — подумала она. И мысленно добавила: — А скоро мы с ним станем парочкой — сладкой парочкой».
— Павел, — сказала она, отстранясь от императора, — я хочу погулять по окрестностям.
— Где у нас безопасное направление? — спросил император у Кюхельбекера.
Тот сделал вид, что ничего не произошло.
— У нас нет безопасных направлений для прогулок, — ответил министр. — Как вы знаете, ваше величество…
Последние слова были произнесены с ударением, почти с издевкой.
— Почему?
Вдоль стола среди гостей, немногочисленных на этот раз, прокатился шумок.
— Потому что не пойманы люди, которые перед вашей свадьбой устроили покушение на невесту императора.
И Кюхельбекер повел длинной рукой в сторону входа в вокзал, где лежала расколотая каменная плита.
— Потому что до сих пор не пойман певец Веня Малкин.
— А вот это для меня загадка, — сказал Павел Петрович, сразу забыв о просьбе Люси. — Волки его, что ли, загрызли?!
— У нас нет волков, — быстро ответил лишенный воображения Дантес.
— Правильно. Значит, он попал к бандитам, разбойникам, пожирателям трупов, которых мои доблестные самокатчики до сих пор не могут истребить.
— А как их истребишь, — сказал велосипедист, стоявший за троном, — если они на том берегу живут, а мы туда не плаваем?
— Значит, ты думаешь, что он поплыл на тот берег?
Велосипедист не ответил, а Кюхельбекер прогудел, шевеля громадным кадыком, готовым прорвать кожу на шее:
— Малкин убежал вместе со своими поклонниками. Убежавших, очевидно, шестеро. По крайней мере, одна из этой публики побывала на том берегу.
— Почему мне не докладывают?
— Это было давно, — сказал министр, — ее похитили, но не убили. Она жила там, с ними… потом убежала. Я ее допрашивал об этих бандитах.
— И что она сказала?
— Это одна из небольших банд. Весь тот берег, насколько хватает взгляда, поделен на территории. Каждой владеет бандитская группа. А наш берег — это берег цивилизованных государств. Я бы мог провести параллель с ситуацией между степными ордами и цивилизованным миром Средневековья. Орды вторгались в культурные области, грабили и убегали, если встречали отпор. И этим грабежом в значительной степени жили.
— Как жаль, что ты мне тогда не дал поговорить с той… пленницей. Я так люблю интересные документальные истории.
— Я не хотел вас беспокоить.
— Ну уж! — сказал Дантес, и император, усмехнувшись, кивнул:
— Я согласен с Дантесом. Ты, Кюхля, замечательно усвоил правило: чем у тебя больше секретов, которые ты забыл разделить с окружающими, включая своего любимого монарха, тем ты богаче, а мы беднее. И что же она еще рассказала?
— Я предпочел бы остаться вдвоем с вами, — сказал Кюхля.
— У меня другие дела, — сказала Люся, прежде чем император успел возразить министру. — Мы попозже увидимся.
— А я? — спросил Дантес.
— Ах, делайте что хотите! — в сердцах вскричал император. — Какие у нас могут быть секреты! Ты у меня, Дантес, полководец, и тебе надо все знать.
Люся пошла к выходу из вокзала — впервые за время, проведенное здесь, она окажется на улице. А сколько прошло времени? Черт его знает — вернее всего, сутки. В каждом человеке есть внутренние часы, но они работают тем точнее, чем меньший отрезок времени ты прожил без внешних часов. А что ты будешь делать в мире, где всегда одинаковое серое небо и всегда чуть прохладнее, чем хотелось бы?
Отойдя шагов на сто, она оглянулась и увидела, что император, с трудом повернув голову, машет рукой. И тут же один из велосипедистов затрусил следом.
«Ну и пускай, — подумала Люся. — Пускай сопровождают. Я сейчас далеко не убегу».
Она дождалась велосипедиста у расколотой плиты. «Господи, меня и быть не должно — как же доктор успел оттолкнуть меня? Значит, он спас мне жизнь?» Рядом с плитой что-то сверкнуло. Люся подняла маленькую красную звездочку с портретом Мао Цзэдуна. Как она попала сюда?
Люся приколола ее к себе на курточку.
Площадь была велика, даже бесконечна — до самой реки. Черные обгорелые столбы казались черными пальцами закопанной в землю руки. Несколько старых автомобилей стояли, забытые временем.
Вдали у реки вдоль парапета стояли какие-то фигурки. Чем занимаются эти люди? Ведь не спят, не работают и, если не считать ветеранов, не заседают.
Она прошла через площадь. Велосипедист шагал сзади.