Операция «Гадюка» - Страница 335

335

— Ну вот, — загудел Феничка, — а я уж ждать раздумал. На что, думаю, мне спать, раз никто не придет, вы заняты, дела у вас, заботы, разве я не понимаю, я ведь все понимаю…

— Как дела с переходом? — оборвал его Берия.

— Теплится, зиждется, молотится, — ответил Феничка. — До ста досчитайте, и можно лезть. Головкой вперед, все равно не вернетесь.

И Феничка залился неудержимым смехом, блестящая голова дергалась, а притороченное к ней мохнатое тело шаталось, будто старалось отделиться от головы.

Феничка отсмеялся, и все покорно ждали, пока он утих, потом полез в сторону, по проходу, по битому кирпичу в арматуре, приговаривая:

— Камуфляж долбаный, когда-нибудь я ножку сломаю, вторую сломаю и обезножу. Как вы без меня будете?

Он остановился перед занавесом, висевшим на проволоке. Кольца были тоже сделаны из проволоки.

Феничка потянул занавес в сторону, заглянул туда, в темноту, и сказал:

— Располагайтесь, берите бутерброды, начинается минута ожидания.

Никто не двинулся с места.

— Не хотите — как хотите, а я вам должен заявить, что намедни сюда оттуда две крысы проникли. Они ведь без понятия. Боюсь, что расплодятся они на человеческом мясе.

— Вряд ли, — сказал Лядов. — Не тот у них здесь метаболизм. Мне приходилось их ловить. Жалкие создания.

— Жалкие-жалкие, а им принадлежит будущее, — сказал Феничка. — Было у меня к этому видение. Вы все друг дружку перебьете, передушите, придут крысы во главе с крысиным царем — я его видел, как вас видел, — и возьмут этот мир в свои корявые лапки.

И снова Феничка рассмеялся.

Егор надеялся, что у Фенички нет особого нюха, предчувствия. В Чистилище встречались отшельники — то религиозные, то по склонности души. Большей частью чудаки, иногда опасные маньяки, и именно среди них водились люди с повышенной чувствительностью. Одни могли почувствовать твое настроение или даже намерения, другие чуяли человека за несколько метров — ведь им приходилось все время напрягать свои чувства.

Феничка не почувствовал присутствия Егора. И то хорошо.

— Там ничего не построили? — спросил Лаврентий Павлович.

— А мне что? Если построили, вы лбы расшибете!

— Сначала тебе расшибут, — сказал Лаврентий Павлович.

— И то верно, — согласился Феничка, — вы человек безжалостный. Но, по моему разумению, там никаких перемен нет. Запустение, почти как у нас.

— Кроме крыс, никто не совался?

— Как я понимаю, — сказал Феничка, — наш ход — резервный, о нем знать не положено.

— Другие ходы я ликвидирую, — сказал Берия.

Видно, он был давно и хорошо знаком с Феничкой, потому что после первого укола фразами они стали говорить спокойно и доверительно.

— Не получится, — сказал Феничка. — Не ликвидируете, Лаврентий Павлович, — одеяльце на глазах расползается. Такова наша планида. Я ведь себя последнее время чувствую просто ужасно. А оттуда зараза идет. Честное слово, даже меня напугали. То ветерок ядовитый, то жарой пахнет, а иногда даже запахи стали проникать.

— Потерпи, — сказал Берия. — Скоро мы все это исправим.

— Я слышал, — сказал Феничка, — что ты там натворил.

— Я?

— Чаянова убили, Лариску, а потом война была, и ты еще кого-то из консулов чик-чик? Стремишься к неограниченной власти?

— Без нее не бывает настоящего порядка, — твердо ответил Берия. — Если не взять власть, она упадет на землю, и ее затопчут кому не лень. Тогда поднимай не поднимай, все равно уже не отмоешь.

— Красиво говоришь. Скоро будет свет.

— А какая сейчас периодичность? — спросил Берия.

— Каждые полчаса, — сказал Феничка, — но неточно.

— Смотри не пропусти момент, — сказал Берия.

— Я его чую, — сказал Феничка. — Не зря на этом деле держусь к взаимному уважению.

Они замолчали, ждали. Потом Берия спросил:

— А сам часто туда шастаешь?

— Ну как можно, у меня здоровье одно, — ответил Феничка. — Я хочу досмотреть.

— Что досмотреть?

— Падение дома Эшеров.

Берия почуял подвох. Феничка знал что-то, неизвестное Берии. Берия не стал переспрашивать.

В наступившей паузе громко раздался голос Лядова:

— А вы кем были в прошлой жизни?

— Никогда не догадаетесь, — сказал Феничка.

— По хозяйственной части? — спросил Майоранский.

— Не буду вас мучить подозрениями, — сказал Феничка, поводя вокруг себя орлиным ярким взглядом. В полутьме глаза чуть светились. — Я был секретарем райкома.

— Нет, — откликнулся Лядов. — Таких в секретари не брали. Требовался облик.

— Правильно! — вдруг поддержал его Лаврентий Павлович. — Без облика какой может быть руководитель?

— Я был доцентом кафедры марксизма-ленинизма, — признался Феничка и лукаво усмехнулся. Оказывается, он умел лукаво усмехаться.

И тут слабый отблеск из-за занавеса упал на голову Фенички, вспыхнул искоркой, и громадный заброшенный цех на мгновение осветился алым отблеском адского пламени.

— Ура! — закричал Феничка. — Ура. Карета подана, господа присяжные заседатели. Вы не узнали меня, любимого героя своих детских лет, но я на вас не обижаюсь. Пошли, открывайте занавес и шагайте. Смело. В нашем распоряжении всего две минуты. До свидания, товарищи, — торжественно произнес Феничка и оттянул на себя край занавеса.

Свет оттуда раздражал, он был болезненным и мерцающим.

335