Операция «Гадюка» - Страница 327

327

Появление Берии в сопровождении двух незнакомых мужчин вернуло всех к жизни, как обитателей заколдованной пещеры после того, как принц поцеловал спящую царевну.

— Все в порядке, — сказал Берия. — Всем оставаться на местах. Гоглидзе, доложи, беспорядков не было?

— Не было, Лаврентий Павлович, — ответил самозваный родственник консула. — Леонид Моисеевич молчит.

— Его счастье, — заметил Берия и открыл дверь.

Доктор сидел за столом, что-то писал.

— Встать! — крикнул Берия.

Доктор послушно поднялся.

Это успокоило Лаврентия Павловича, который боялся бунта на корабле.

— Закройте за собой дверь, — приказал Берия шедшему последним Лядову.

Тот осторожно, чтобы не хлопнуть, прикрыл дверь.

Берия прошел к центру зала. Остановился возле рабочего стола, не доходя нескольких метров до доктора.

— Познакомьтесь, — сказал он. — Доктор Фрейд. Наш медицинский гений. Леонид Моисеевич. Уже давно не покладая рук трудится над тем, как нормальный человек может оказаться в Верхнем мире, то есть там, откуда мы родом, и не погибнуть в первые же часы. В этом смысле он ваш коллега.

Леонид Моисеевич поклонился. Люди, которых привел Берия, были ему незнакомы.

— Профессор Майоранский, — представился первый.

— Лев Яковлевич, — уточнил Берия.

Доктор увидел солидного, хоть и небольшого размерами профессора. На нем было написано слово «профессор». Бородка клинышком, длинные, но в меру, волосы в проседь, щечки, сохранившие пухлость. Глазки прозрачные, но неуловимые из-за постоянного мелкого движения зрачков. Костюмчик поношенный, сшитый на другого, стройного мужчину, а у этого было брюшко. Это не его костюм, Майоранскому не удалось бы растолстеть в этом Чистилище.

Второй человек, которого Берия представил как Лядова, но имени не называл, был невысок, худ и подтянут, лицом похож на Суворова средних лет, даже с хохолком.

— Вот этим вашим коллегам, — сказал Берия, — вы и сделаете вакцину, которая позволит им без всякого вреда для жизни провести неделю наверху, выполнить свое задание и вернуться не только живыми, но и здоровыми.

— Но только не неделю! — возразил Леонид Моисеевич. — Три дня я гарантирую. Но не неделю. Это опасно.

— А вот если будет опасно, Леонид Моисеевич, — предупредил Берия, — то спросим с вас.

— Но нам-то тогда уже будет все равно, — заметил с улыбкой Лядов.

Улыбка у Лядова была язвительная, под стать хохолку. Может, он и знал, что похож на Суворова, вот и носил в себе язвительность.

— Придется вам управиться с делом за три дня, — сказал доктор.

— Пять дней, и ни минутой меньше! — заявил Берия. — Постараешься, бандит долбаный!

— Как? — удивился Леонид Моисеевич. Даже в том жестоком мире никто его еще так не называл. — Почему я кажусь вам бандитом, Лаврентий Павлович?

— Потому что ты и есть бандит. Мой любимый, дорогой бандит. Прошу любить и жаловать — мой друг. — Берия засмеялся. Этого он делать не умел.

В дверь просунулась толстая белая морда велосипедиста в ржавом немецком шлеме.

— Там снова лезут, шеф. Вы не посмотрите?

— Иди, сейчас буду. Из пушки без меня не стрелять.

Берия обернулся к своим шахматистам.

— Доктор Фрейд для вас — старший товарищ и коллега. Слушайтесь его, потому что он не сделает вам дурного.

— А если сделает? — спросил Лядов.

— Во-первых, вы сами во всем разбираетесь, — сказал Берия. — Во-вторых, у вас нет выбора. Я ему доверяю, и вы будете доверять. Вы же из одной компании.

— Разве? — взвился Майоранский. — Я никогда не был в компании с Леонидом Моисеевичем. И не стремился к этому.

— Хватит разговорчиков! — рявкнул Берия, который почувствовал, что зашел слишком далеко в своем либерализме. — Фрейд, начинайте свои опыты. Гоглидзе! Где Гоглидзе? Помогай доктору и смотри, чтобы шахматисты не мешали работать.

И Берия поспешил к выходу, чтобы пресечь очередную попытку конкурентов оспорить его власть.

Майоранский пошел по лаборатории. Он трогал приборы, поднимал пробирки, ему доставляло удовольствие вновь оказаться в привычной атмосфере.

— А где центрифуга? — вдруг спросил он.

— На кой ляд центрифуга алхимикам и колдунам? — ответил за доктора Лядов.

— Вы не правы, — сказал Гоглидзе. — Центрифуга есть в том помещении, только она приводится в движение человеческой силой.

— А какой же еще! — сказал Лядов.

Доктор выпрямился и вздохнул. Он начинал работу.

— Я не имею чести быть с вами знаком, — сказал он. — Но полагаю, что мы с вами коллеги.

— До некоторой степени, — ответил Лядов.

— Это не совсем так, — сказал Майоранский. — Вряд ли вы можете на это претендовать. Должен сказать вам, что в прошлой жизни я занимал достаточно важное место в биологической науке. Моя лаборатория была снабжена лучшим отечественным и импортным оборудованием и аппаратурой.

Его казенный язык не вязался с бородкой и брюшком. Казалось бы, он должен быть изысканно интеллигентен, он говорил, как недавно приехавший с юга партийный выдвиженец.

Лядов этого не замечал, но Леониду Моисеевичу воляпюк Майоранского резал слух.

— Сначала Гоглидзе возьмет у вас кровь на биохимию, — сказал доктор. — Надеюсь, вам известна эта процедура.

— С какой целью?

— Кровь индивидуальна. Даже здесь. Вам приходилось видеть, что она собой представляет?

327