Они образовывали собой аудиторию.
Когда Берия вошел, мужчина обернулся и приложил палец к губам, показывая необходимость блюсти тишину.
Берия с Бетховеном остановились в дверях.
Все в бильярдной было как прежде, только окна разбиты и общее состояние свидетельствовало о запустении.
Женщины продолжали петь, но глядели на Берию и Бетховена со страхом, и потому одна начала фальшивить, а у второй сорвался голос, и она запела басом.
— Все! Все, все! — Мужчина встал и захлопал в ладоши. — Репетиция закончена. Я вас не выношу! Вы сознательные вредители.
Мужчина был рыжим, невысокого роста, с крупным носом и темными усами. Лицо его было Берии знакомо, но он не мог сообразить почему.
Женщины с трудом слезли с бильярдного стола, для чего им пришлось лечь на животы и сползать, нащупывая ногами пол.
— Вы не смотрите на меня так, — сказал рыжий человек, — я вас отлично знаю, Лаврентий Павлович, и рад вашему к нам прибытию. Это, конечно, случайность, что вам удалось обмануть жестокую старуху с косой, но не чудо то, что мы с вами воссоединились. Ну, обними меня, старый товарищ!
— Вы не Сталин, — сказал Берия. — Вы только изображаете из себя Сталина.
— А я что говорила! — воскликнула одна из певиц. — Он всегда фальшивил, а Иосиф Виссарионович не допускал никакой фальши даже в самых сложных партиях.
— Значит, вы думаете, что он — не Сталин? — спросил Бетховен. — У нас были сомнения, и я привел вас специально, чтобы их развеять.
— Но ведь я давно сюда попал! Посмотрите, какой я молодой! Я совсем юный, я из периода Гражданской войны, когда под Новый год меня окружили беляки под Царицыным и для меня остался только один путь — сюда!
— Простите, — сказал Берия, — а кто же тогда боролся с оппозицией, проводил коллективизацию, индустриализацию? Я, что ли?
— Конечно, вы подобрали двойника. Может, даже нескольких двойников.
— В то время, — сказал Лаврентий Павлович, поднимая указательный палец, — никто еще не подозревал, что Владимир Ильич Ленин скончается.
— Я читал, я знаю, — сказал Гуревич, — Сталин был ничтожной сошкой!
— Вот этого я бы не сказал, — возразил Лаврентий Павлович. — Так вы что же, изображаете здесь товарища Сталина? Нехорошо, молодой человек, и это граничит с политической провокацией.
— Я ему говорю — вот придет Берия, Берия нас рассудит, — сказал Гуревич.
Лаврентию Павловичу не нравились словечки, а главное — выражение глаз этого Бетховена еврейского происхождения. Издевался.
— Этого я и боялась больше всего, — сказала высокая певица. — Лжемученик! Вы знаете, что он замучил моего мужа?
— И я верила. Вы меня, может, и не знаете, меня зовут Евгения Бош. Я руководила расстрелами беляков в Крыму.
— Нет, не слышал, — сказал Берия и пожал протянутую ему холодную руку революционерки.
Он пребывал в полнейшей растерянности! Где же он находится? Ведь подземного мира нет, и он не предусмотрен марксизмом, хотя церковь, может быть, его и признает. То ему кажется, что вокруг психи, сбежавшие от атомной войны, то получается, что Бетховен не врет — иначе как могла так разрушиться и прийти в негодность сталинская дача? Кто мог ее так засорить?
Лаврентий Павлович был сторонником неожиданных действий.
— А где Хрущев? — спросил он у псевдо-Сталина. — Где Никита Сергеевич?
— Там, — ответил за самозванца Бетховен. — Он к нам еще не поступал.
— Вы уверены?
— Мы ни в чем не уверены.
— Вот мы и ждали вашего прихода, Лаврентий Павлович, — сказала большевичка Бош. — Мы хотим, чтобы вы провели в нашем коллективе политинформацию. Поставили нас в курс внутренних и иностранных событий. Можно ли на вас положиться?
Конечно, это просто кучка сумасшедших. Но сумасшедствие — хитрая штука. Оно же не исключает того, что весь мир сошел с ума. Если ты чего-то не понимаешь, Лаврентий, допусти, что ты и сам можешь ошибиться.
Отсюда следует, что Лаврентий Павлович был здравомыслящим человеком. Это делает подобных людей особенно страшными, если они служат сумасшедшим тиранам.
Но в его распоряжении появился один любопытный факт: здесь, на даче Сталина, в Волынском, собралась небольшая группа людей, которые считают себя членами партии и даже ждут политинформации. Среди них Евгения Бош — а может, и настоящая? И другие товарищи. То есть существует база для начала действий.
И если этот мир — особенный мир, не продолжение нашего, если здесь нет Хрущева, если здесь действуют свои законы, то тогда этим миром можно завладеть. А потом уж мы разберемся, кто здесь бессмертный, а кого пустим в расход…
— Продолжайте петь, товарищи, мы любим эту песню, — сказал Лаврентий Павлович и уселся на стул, который раньше занимал псевдо-Сталин.
Поднялся ветерок.
Вряд ли его можно было назвать ветром. Так, ветерок…
Но для старожилов он был неприятным, забытым знаком возможных перемен, поэтому тревожил.
Сенаторы прибывали в велоповозках или в носилках к необычному зданию ресторана «Приморский» и поднимались по широкой лестнице в зал ресторана.
Ресторан построили в семидесятых годах под Ленинградом в расчете на финских туристов, неподалеку от автомобильной трассы на Выборг. Круглый, полностью застекленный зал далеко выступал вперед, нависая над пляжем и мелководьем.