Еще на ученом совете мы решили, что открывать карты людям того мира нельзя. Психологи хором кричали, что, узнав о том, что стали объектами научного исследования, они тут же прервут контакт. Отсюда и появился вариант «наследников Малкина». Группа встречающих состояла из меня, как человека на подхвате или человека с корзиной, и Калерии — своего рода авторитета уголовного мира, а Кюхельбекер будет менее насторожен с женщиной, чем с мужчиной своего возраста.
Звякнуло в горошине, которая покоилась в моем ухе, — это означало, что «барометр» в руках Аркаши ожил.
— Пошли, — сказала Калерия.
Приказ относился ко всем и означал начало операции.
Аркашка тщательно играл свою роль.
Он спустился по лестнице, бормоча себе под нос:
— Приближается момент! Давление растет. Посторонним покинуть зону!
Тамара передвигалась за ним на цыпочках, изображая Серого Волка в детском спектакле. Именно так серые волки подкрадываются к красным шапочкам.
Калерия зашипела на Тамару, и та смешалась, сбилась с шага и осталась за пределами операционного поля.
Аркаша шагал, выставив перед собой «барометр», как лунатик свечку.
И тут наступила тишина, которую я почувствовал нутром. Это было полное отсутствие звука — мертвое дыхание вечности. И человека в такой тишине охватывает даже не страх, а некий ступор, какой может прийти на помощь осужденному на казнь после того, как он положил голову на плаху.
Кстати, как потом оказалось, вырубились все наши хитрые регистрирующие приборы, включая камеры, и ничто не могло зарегистрировать ни черного пятна, возникшего на старой брезентовой кулисе, ни глубины, открывшейся за ним.
Я замер. Меня не было, я растворился в этом безмолвии. И до сих пор не понимаю, откуда в Калерии появились силы крепко взять меня за руку и держать, чтобы я не отступил и не кинулся бежать из театра.
Время остановилось, я не мог бы сказать, сколько прошло минут или часов, прежде чем в черном провале появилась длинная, нескладная фигура в черном костюме и черном цилиндре.
Я знал, что это Кюхельбекер, но воспринимал его как будто из-под воды, как будто мы с ним существовали в различных физических сферах.
Калерия отпустила мою руку и сказала:
— Добрый день.
В допросах Аркаши мы тщательно пытались восстановить манеру поведения сторон. Чем обычнее пройдет встреча, тем больше шансов на успех. Меньше всего нам хотелось, чтобы, заподозрив неладное, люди оттуда перекрыли контакт.
— Вы кто? — Голос Кюхельбекера был глух, будто звучал через стекло.
— Мы вместо Пронькина, — сказала Калерия. — Пронькина и Барби.
— А что с ними? — спросил Кюхельбекер.
— Я не могу вам это объяснить сейчас. Скажите, Веня Малкин с вами?
— Он себя неважно чувствует, — сказал Кюхельбекер, разглядывая меня, как любопытное животное в зоопарке. — А это кто?
Калерия также взглянула на меня с некоторым любопытством и ответила:
— Мой помощник. Гарик.
Мое имя прозвучало как воровская кликуха. «Ну, я вам это припомню», — подумал я. А потом смирился, так как увидел себя со стороны — глупого вида крупный молодой человек, прижимающий к груди ящик с бананами. Ясно, зачем он понадобился такой элегантной даме, которую со всех сторон подстерегают опасности.
— Что передать Малкину? — спросил Кюхельбекер. — Есть ли у вас письмо для него?
— Мы хотели бы иметь дело с вами без посредников, — сказала Калерия.
— Почему я должен вам доверять? — спросил Кюхельбекер.
— Потому что я более серьезный партнер, чем Малкин. Он убежал, бросил дело на ненадежных людей. Он ничем не может быть вам полезен.
— А если мы его отправим обратно?
— Сколько у нас осталось времени? — вопросом на вопрос ответила Калерия.
— Немного, — сказал Кюхельбекер.
Я его уже различал лучше. Он как бы вошел в фокус. Немилосердный свет, озаряющий эту сцену и исходящий, как ни странно, из абсолютной темноты отверстия, в котором стоял Кюхельбекер, жестоко обращался с лицом и руками Кюхельбекера. Кожа была голубоватой, на щеках видны были темные сосуды, под глазами — коричневые мешки… Он был болен. По нашим меркам. И бессмертен — тоже по нашим меркам.
Кюхельбекер пребывал в растерянности. Враги мы или просто новые партнеры?
— Какие у вас будут пожелания к будущей встрече? — спросила Калерия. Она действовала по сценарию и замечательно держала себя в руках.
— Простите, — сказал Кюхельбекер, — вы знаете о записке?
Мы не знали ни о какой записке, но предполагали, что раз контакт короток, то люди из того мира должны передать какую-то записку Малкину, список нужных вещей.
— Разумеется, — сказала Калерия.
Кюхельбекер вынул свернутую в трубочку записку размером с сигарету.
Кинул ее Калерии, но та не стала записку поднимать.
— Какие пожелания на словах? — спросила она.
Она заставляла Кюхельбекера признавать нас партнерами.
— Мы там написали. Но повторю: попробуйте передать нам несколько пистолетов с патронами.
— Это нелегко, — сказала Калерия.
— Мы хорошо платим. Так вы сможете доказать нам, что работаете лучше, чем компания Малкина.
— Если Малкин начнет настраивать вас против контактов с нами, — произнесла Калерия, — учтите, что его группы попросту не существует. Малкин — вчерашний день.
— Постараюсь поверить вам.