— Не получается, — сказала Калерия. — Егор видел там людей, которым, возможно, двести, триста лет. В то время никто не подозревал об экологии и окружающей среде. Но позвольте повторить вопрос: если бегство исконно присуще человеку, почему тот мир не переполнен беглецами?
— Потому что они изнашиваются, — напомнила Тамара.
— Люди не только изнашиваются, у людей меняются свойства крови, человека там можно убить, сжечь на костре, утопить, задушить. И этим способом контролировать количество жителей там отлично пользуются… Там…
Калерия оборвала монолог и обернулась ко мне:
— Я в отчаянии, Гарик. Я не знаю, как его назвать. Я язык сломала, придумывая эвфемизмы. Другой мир, параллельный мир, тот мир…
У Тамары уже был готов ответ.
— Планета самоубийц! — заявила она. — Так и назовем. Там же живут одни самоубийцы. Только те, у которых духа не хватило по-настоящему с собой покончить.
— Вряд ли, — вздохнула Калерия. — Слишком красиво.
— Тогда пейте кофе. Я вам не кухарка, — сказала Тамара. — Остынет, мне опять в туалет за водой бежать, кипятильник включать, а в любой момент может прийти пожарник. И конфискует чайник. Вы же знаете, что случилось в секторе ТИ.
Мы с Калерией скорбно склонили головы, потому что знали: в секторе Тайн Истории (ТИ) пожарник застал коллектив в момент преступления — кипятильник был в чайнике, а чайник кипел. Пожарник конфисковал чайник и накатал такую телегу директору, что тот был вынужден издать грозный приказ. А что прикажете делать, если в старом особняке нет места для буфета, а бегать в кафе к метро и дорого и некогда?
Мы стали пить кофе. К счастью, Тамара не жалела растворимки.
Калерия Петровна сидела, закинув ногу на ногу. У нее были узкие сухие колени и щиколотки, как у породистой лошади. Но ведь не скажешь доктору наук, что у нее ноги, как у породистой лошади?
— Тогда пускай будет «тот мир», — сказал я.
— Тот мир… в том мире, о том мире… попробуем.
— А я буду их называть «самоубийцами», — сказала упрямо Тамара.
— Я продолжу? — спросила Калерия, будто перед ней сидели не мы с Тамарой, а весь завтрашний ученый совет. — Живут они как придется, но по привычке предпочитают спать в комнатах. Животных там почти нет.
— А Жулик? — спросила Тамара. И сама ответила: — Наверное, он так тосковал по своему хозяину.
— По какому хозяину?
— Который трагически погиб. И тогда под Новый год Жулик решил остаться в прошлом.
— Тамарочка, помолчи, — взмолилась Калерия.
— Как скажете.
Калерии очень хотелось выгнать Тамару из комнаты, но это было бы негуманно.
И мы продолжали брести по рассказу Егора, словно по заросшему осокой болоту, раздвигая стебли и порой проваливаясь в ямы. Информации не хватало, Егор, конечно же, не занимался детективной работой. Он жил в том мире и старался вырваться оттуда.
Добрались до системы правления.
— Обратите внимание, — сказала Калерия, — раз Егор не выходил за пределы небольшой части Москвы, мы не можем говорить не только обо всем том мире, но даже обо всей Москве. И раз там сложности с транспортом, то, вернее всего, тот мир разделен на множество маленьких ячеек.
— Мы этого не знаем, — сказал я. — Может быть, тот мир ограничивается половиной Москвы? А за его пределами эффект перемещения не чувствуется?
— Гарик, не говори красиво, — улыбнулась Калерия.
— Продолжайте, доктор, — парировал я.
— Формально тем миром правит император. Какая-то видимость порядка поддерживается с помощью так называемых велосипедистов. Но власть императора не абсолютна и вообще довольно условна — как ты будешь править страной, в которой нет голода и смерти, не говоря уж об элементарном перенаселении?
— Надоело — ушел, — сказала Тамара.
— Есть там какие-то дикие группы, вряд ли они представляют для нас большой интерес. Они совершают набеги на поселения… Но главное — это ветераны. Что ты нам о них расскажешь, Гарик?
— По рассказу Егора я сначала решил, что это недовымершая коммунистическая ячейка, — сказал я. — А потом сообразил, что это любопытная смесь людей, придерживающихся тоталитарных устремлений. Но главное для них — сохранить в чистоте тот мир. Кто-то вбил им в голову, что их мир — островок в мире разврата, град Китеж, опустившийся в озеро. Правильно?
— Я согласна с тобой, — сказала Калерия.
— А там были знакомые лица. Все знакомые нам лица! — радостно вмешалась Тамара.
— А вот тут не стоит поддаваться первому впечатлению, — сказала Калерия.
И я был с ней согласен.
— Я полагаю, что в том мире, где нет времени, но каждый человек попадает туда со своими слабостями, своим тщеславием и своим гонором, число самозванцев превышает все нормы. Давайте для начала допустим, что ни один из них не носит своего имени заслуженно, — сказала Калерия. — Нам же эта условность удобна, потому что так они раскрываются. Если человек назвал себя Гитлером, значит, он предпочел бы быть Гитлером в первой жизни.
— А вот тут вы ошиблись, Калерия Петровна, — сказала Тамара. — К вашему сведению, Гитлер по-русски ни бум-бум.
— Дантес тоже ни бум-бум, — подмигнул я Тамаре.
— Опять за шуточки? — рассердилась лаборантка.
— Я не шучу.
— А как же он с Пушкиным на дуэли разговаривал? По-китайски? — подсекла меня Тамара, и я униженно замолк. Хотя Дантес с Пушкиным на дуэли разговаривал немного.