Операция «Гадюка» - Страница 136

136

По улице быстро ехал человек на велосипеде, переднее колесо которого было больше маленького, заднего. На человеке были высокие сапоги, перетянутый поясом блестящий резиновый плащ и каска наподобие пожарной, надвинутая так низко, что из-под нее был виден лишь кончик носа и короткая черная борода.

Надо было окликнуть его, спросить… но о чем? Человек оглянулся, словно уловил мысль Егора. Оказалось, что у него на носу черные очки и он похож на муравья. Гигантского блестящего муравья.

Человек нажал на педали, и велосипед, тяжело крутя колесами, покатил дальше.

Нельзя было его окликать. Человек был чужим.

Если в мире, который окружал Егора, были свои точки отсчета — обернись и увидишь свой дом в ряду таких же, — то человек на велосипеде, подобно старым избушкам, ничего общего с нормальным прошлым не имел. И глядеть на него было страшно.

Надо кого-то найти. Любого обыкновенного человека.

Это желание означало, что страх приближался к Егору. Чувство освобождения улетучивалось. Еще немного — и он попросится обратно.

Егор взглянул на часы. Стрелки стояли на двенадцати.

Они не сдвинулись ни на секунду с того момента, как он вышел из подъезда. Егор потряс рукой, щелкнул по стеклу — часы стояли. Секундная стрелка не двигалась.

Значит, там, куда попал Егор, нет времени. А так не бывает. Старик Эйнштейн лопнул бы от зависти. Эйнштейн, где ты? Но шутить не хотелось.

Страх наползал, как высокая волна — от нее убегаешь, увязая босыми ногами в песке, а она поднимается, закрывая солнце зеленым занавесом, и вот-вот поглотит тебя, как маленькую букашку.

Вдруг Егору показалось, что кто-то ползет за скамейкой. Он замер. Оказывается, ветер пошевелил тряпкой.

Егор побежал. Он бежал, как по темному лесу, боясь оглянуться. Наверное, страх перед лесом и есть самое древнее из человеческих чувств, сохранившееся с тех пор, когда по лесу бродили волки и тигры, а человек был беззащитен.

Но лес кончается. Из него можно убежать. И за краем леса есть дом…

Скамейки отлетали назад, как столбы за окнами поезда. Егор метнулся было к дому, но потом свернул в сторону, к метро, словно там было безопаснее. Оттого, что в городе не осталось звуков: ни щебетания птиц, ни звона трамвая, ни далекого гудка, ни голосов, — стук шагов Егора заполнял истосковавшийся по шуму воздух, который пережевывал звуки, смаковал, наслаждался ими, выпускал, как голубей, летать над крышами, дробил на части и рассыпал по мостовой.

Деревья и кусты между метро и кварталом массивных позднесталинских домов тоже исчезли, и круглая банка наземного вестибюля выглядела одиноко и нелепо, как голый толстяк посреди улицы. Часть коммерческих киосков, что еще вчера вечером окружали метро, пропали, другие стояли, как прежде, но были закрыты железными ставнями, и непонятно, остались там товары или нет. Мир без времени подчинялся своим нелогичным законам. Например, вывеска магазина «Рыба», составленная из стеклянных букв, свалилась на землю, и похожие на аквариум буквы разбились. На месте ее висела другая вывеска, тоже «Рыба», но не стеклянная, а нарисованная на металле. Рядом с ней из открытого окна свисало выцветшее красное знамя. Киоск «Мороженое» был открыт, но мороженого в нем не оказалось. Только картонные коробки.

Еще одна неожиданность: в вестибюле метро горел свет — слабый, желтый, живой свет. Словно изнутри кто-то звал Егора.

Егор толкнул дверь в метро, она послушно отворилась. В ряд у стены висели телефоны-автоматы, напротив стоял театральный киоск с приклеенными изнутри к стеклу афишами и непроданными билетами на хоккей. За проемом был круглый зал, из которого вниз шли эскалаторы. Над круглым залом горел светильник.

Сначала Егору показалось, что зал пуст, но тут за металлическим барьером он заметил краешек клетчатого пальто. Он сделал несколько шагов и увидел замеченную им ночью девочку в поношенном пальто и туго повязанном сером платке. Девочка сидела, сложившись калачиком. Она спала.

Егор не знал, как разбудить ее, чтобы не испугать. Но девочка даже во сне почувствовала его взгляд и подняла голову. Она смотрела на Егора без страха и любопытства. Потом легко поднялась и взглянула на замерший эскалатор. Эскалатор уходил вниз, в темноту, и оттого казался бесконечным. Егору показалось, что девочка ждет, когда же эскалатор поедет вновь.

Между Егором и девочкой был невысокий металлический барьер. Егор перепрыгнул через него.

— Ты что здесь делаешь? — спросил Егор.

Девочка не ответила.

— Я тебя еще вечером видел, — сказал Егор. — Я на тебя обратил внимание.

Девочка молчала и смотрела на эскалатор. Будто терпеливо ждала, когда же этот парень уйдет и оставит ее в покое.

— Честное слово, я рад тебя видеть, — сказал Егор. — Все-таки теперь я здесь не один.

Девочка пожала плечами. Клетчатое пальто было ей коротко, из-под него торчали ноги — прямые и тонкие как палки. Лампа над головами начала тускнеть, словно кто-то включил реостат.

— Больше никто не придет, — сказал Егор. — Пошли отсюда.

— Я не пойду, — сказала девочка. Голос у нее был хриплый, низкий. Наверное, она простудилась.

— Но почему?

— Он обещал приехать. Он сказал, что приедет.

— Метро не работает. — Егор старался не сердиться на упрямство этого ребенка. — Поезда не ходят. Ты же видишь, что никто не поднимается.

— Я подожду, пока оно снова заработает.

136