Операция «Гадюка» - Страница 102

102

Ким думал недолго. К счастью, недолго, иначе мне пришлось бы уйти отсюда одному — я не хотел оказаться в руках правоохранительных органов. Полковник дядя Миша мне бы этого не простил.

— Хорошо, — сказал Ким. — Пошли обратно. Мне тоже подумать не мешает.

Обратный путь мы провели в молчании — каждому было о чем подумать. Когда мы вернулись в расположение нашей роты, нас ждал еще один неприятный сюрприз.

Комроты Коршун со своим верным Мордвином сидели на моей койке и ждали нас.

— Вернулись, — вздохнул Коршун с заметным облегчением.

— А ты чего боялся? — спросил Ким. Он был мрачен, агрессивен и напуган.

— Я боялся, что попадетесь, — сказал Коршун. — А скоро боевое время начинается. У меня больше командиров во взводах нет. А вы, хоть и молокососы, все же с опытом.

— Мы недалеко ходили, — сказал Ким. — Мы в город ходили.

— Зачем? — спросил Коршун.

Мне показалось, что за час, пока я его не видел, он еще более осунулся, смуглая кожа еще туже обтягивала скулы.

— Ким хотел со своими родными повидаться, — честно признался я.

— Ты что, жить раздумал? — повернулся взбешенный Коршун к Киму.

Я втиснулся между Коршуном и Кимом. Я был лучше готов к тому, чтобы спокойно выдержать натиск.

— Мы ничего плохого не имели в виду, — сказал я. — Мы сходили в город, поглядели, какую родину мы защищаем. Навестили, посидели, выпили чаю — и обратно!

— Врешь! — Коршун оттолкнул меня и обернулся к Киму: — Он врет, а ты что придумаешь?

— А с чего ты решил, что Седой врет? — удивленно спросил Ким.

Ах ты, молодец! Вот не ожидал от него такой прыти.

— Потому что… потому что категорически запрещено покидать передовые позиции во время боевых действий и оголять линию фронта. Сейчас положение критическое, каждый человек на счету!

— Погоди, погоди! — остановил я командира роты. — Ты притворяешься, а мы хотим говорить откровенно. Мы отлично знаем, что сейчас еще не боевое время, ты сам так сказал, и песок в часах еще не высыпался вниз. Мы младшие командиры и имеем полное право произвести рекогносцировку, потому что мы на фронте первый день и должны понять — где что. Где тыл, а где враг.

— И никто не запрещал мне повидаться с моей мамой, — сказал Ким.

Пыл Коршуна пропал. Вдруг он махнул рукой.

— Попались бы в лапы службе безопасности — и кончили бы дни на виселице. Кто бы там стал разбираться?

— А почему нужно вылавливать?

Он не дал мне договорить:

— Потому что дезертир на дезертире! Все бегут.

— Какие дезертиры? Куда бегут? — вмешался в разговор Ким. — Ты знаешь, что там, сзади?

— Конечно, знаю! Наш дорогой город, — ответил Коршун, и я подумал — может, и не притворяется? Ведь не будь меня, Ким, верней всего, попал бы к велосипедистам, и они бы его живым не выпустили. Нашему здешнему начальству нельзя допускать сомнения. Если мы защищаем родину — мы сражаемся отчаянно. Если речь идет о каких-то декорациях, то солдаты могут поднять оружие против хозяев. Никто не хочет быть смертником впустую.

— Ты в самом деле так думаешь? — спросил Ким, нахмурившись.

— Не надо допросов, — вмешался я. — Пусть каждый думает как хочет. Ты пришел сюда, потому что беспокоился, куда мы делись?

— Нет, — сказал Коршун. — Я пришел по делу. Ваше путешествие обсудим потом. Мне сообщили, что противник может начать вылазку еще до начала боевого времени.

— Так ты же говорил, что это невозможно!

— Это для нас, цивилизованных людей, невозможно. А для них, ублюдков, все возможно. Это будет, как мне сообщили из штаба полка, не общее наступление, а несколько вылазок с целью достать пленных.

— А зачем им пленные? — спросил я.

— Как зачем? — сказал Мордвин. — Ясное дело — жрут они наших. Жарят на костре и жрут.

— Ладно, брось, — сказал Ким. — Тоже мне, Жюль Верн нашелся.

— А ты попадись им, попадись, тогда увидишь.

— Изнутри кастрюли, — дополнил своего заместителя Коршун.

— Что же мы должны делать? — спросил Ким.

— Расставь наблюдателей, чтобы ублюдки не подобрались к нам незамеченными. Предупреди солдат.

— А если заметим лазутчиков?

— Тогда ваша задача — отразить вылазку и на их плечах постараться ворваться на позицию врага.

— И это далеко?

— Ты карту помнишь?

— Помню.

— Нам надо попасть туда, где были наши собственные позиции в прошлое боевое время.

— Ты недоговариваешь, Коршун, — сказал я.

Коршун смотрел в землю. Он думал, согласиться ли со мной. Согласился:

— В прошлое боевое время они захватили наш лазарет. Некоторые, возможно, живы, санитарки, сестры. Они с ними ужасно что делают. Говорить не хочется. Я думал, а вдруг ты кого-нибудь видел?

— Там твоя знакомая? — спросил я.

— Слушай, комроты не обязан тебе отвечать! — взревел верный Мордвин.

— Я хотел помочь.

— Мне нельзя помочь, — сказал Коршун. — Мордвин останется с тобой. Чтобы ты снова в город не побежал.

Участок фронта, который мне предстояло оборонять, занимал траншею длиной метров сто, с углублениями, чтобы солдаты могли отдохнуть. Там лежала мешковина. Солдаты поднимались при моем приближении.

— Как вас накормили? — спросил я, потому что рачительный командир не поведет в бой голодных солдат.

— Кто хотел, тот и ел, — ответил Иван.

102